О преподобном Варлааме Керетском. НЕЛЬЗЯ НЕ ПРОЧИТАТЬ

Сегодня память еще одного преподобного Варлаама — Керетского. История о том, как демон мстил священнику, вселившись в его матушку, так, что священник убил ее святым копием и в качестве епитимии положил ее тело в ладью и ушел в открытое море и каялся, пока тело убиенной не истлело…

Предлагаем — фрагменты книги об этом удивительном святом епископа Североморского и Умбского Митрофана (Баданина).

Епископ Митрофан (Баданин)

Епископ Митрофан (Баданин)

СВЯЩЕННИК ВАСИЛИЙ. ВСТРЕЧА СО СТАРЦЕМ-ДУХОВНИКОМ

…Поведал он старцу и о своей схватке с могучим бесом, древнем демоне, испокон веку обитавшем на скале Абрам-мыса, что запирает выход из Кольского залива. Тот злобный дух нечистый, прикормленный у древнего языческого капища на мысу, требовал приношения жертв у каждого, кто следовал мимо него, уходя в море на промысел. Непокорным же грозил лукавый погибелью и, надо сказать, нередко угрозы те исполнялись. Когда же узнал Василий о том, что и многие из крещеных рыбаков начали поддаваться страху бесовскому и пытались ублажать нечистого, принося ему на скалу муку, масло, жир, он «возмутился духом» и, взяв святую воду и фимиам, решительно отправился к Абрам-мысу. Взобравшись на скалу, дерзновенно встал он на заклинательные молитвы, запрещая «вселукавому, нечистому, скверному, омерзенному и чуждому духу силою Иисуса Христа, всякую власть имеющему на небе и на земле», вредить отныне христианам, и изгоняя его отсюда навсегда «в места пустые, непроходные и безводные». Священник Василий призвал Имя Божие, необоримое для сил зла и «дивное и славное и страшное сопротивным» и заклял «вселукавого злоначальника», дабы отбегнул и отступил «проклятый мерзкий бес» от места сего на вечные веки. И ответил ему демон древний: «Ухожу я от места сего, ибо призвал ты Имя Распятого, а власть Его необорима. Да вот только с тобой я не прощаюсь – ты меня еще вспомнишь». С тех пор путь из залива в море стал свободен, страхи и наваждения бесовские исчезли, и жертвы языческие на мысу прекратились [1].

Так завершил свой рассказ отец Василий, да только не порадовался его рассказу старец Феодорит. Тревожно взглянул он на ревностного молодого священника да на милую его матушку, и сказал печально: «Не надо было бы тебе, чадо, связываться с лукавым. Не для белого попа эта брань духовная – с бесами тягаться, то работа монашеская. Да и не всякому чернецу она по силам. Ты же женат, а значит уязвим. Да и вообще, «надобно крайне беречься, чтобы не вызываться самому на эту крайне опасную и отчаянную борьбу, потому что тут уже середины нет – или победа, или смерть – и при малейшей на себя самого надеянности и самые великие чудотворцы погибали. И потому, всячески смиряя себя, надобно человеку, елико возможно, избегать этой борьбы, не обольщая себя высотою наград за нее, победою увенчанною, представляемых Господом победившему. Ибо если сами выходить будем на эту битву без особенного Божиего звания, то и конец неизвестен, чем Господь благоволит нам покончить оную. Ну да, что теперь говорить, Бог милостив – молись и не гордись, да не впадешь в напасть. Ну, а коли что случится – сразу дай мне знать, одолеем с Божией помощью».

«АНГЕЛЫ» СЕЛА КЕРЕТЬ

Прибыв в родное село, отец Василий столь же ревностно продолжил священническое служение, отдавая ему все силы своей души. «Христову плоть раздробляя руками, и служителем Его истинным явился, возношения в премирная вознося и оттуда мир людям своим снося». Житие Варлаама и Посвященный ему канон неоднократно подчеркивают особую ревность пастыря в служении и стяжание им благодатных даров Святого Духа. Под стать настоятелю была и его матушка, духовное чадо Феодорита, от юности непорочна и исполненная всяческими добродетелями.

Будучи белым священником и живя с молодой женой, Василий, как мы видим из жития, детей не имел. Можно сделать предположение, что эта пара, вступив в законный брак и дождавшись священнического сана, осталась в своем прежнем состоянии братской нежности и любви. […]

…Отец Василий с матушкой жили и служили Господу, пребывая в чистоте телесной и ангельской любви, возрастая в добродетели и приходя «в меру полного возраста Христова» (Еф. 4, 13). И были они «живущие в любви и целомудрии, всем людям на успех и на пользу, диаволу же и бесам на рвение и на зависть… Мы можем только догадываться, какою злобою дышал на них к этому времени враг рода человеческого, коему извечно так ненавистны «неукоризненные и чистые, чада Божии непорочные» (Фил. 2, 15). […]

Столь любимая жена отца Василия, его чистая голубица, верный друг и сомолитвенник неожиданно становится бесноватой и начинает вести себя неадекватно и соблазнительно. Известное на Поморье песенное предание – «Ст´арина о Варлаамии Керетском», так повествует о той внезапно разразившейся беде:

« – Иерею Варлаамие,

Где твоя молода жена?

– Она ушла в гости к тятеньке,

Ко родителю–маменьке.

– Нет, ерею Варлаамие,

Твоя жена за гульбой ушла

Она боса и пьяна,

Со корабельщики целуется…»

Священник, естественно, не верит в такую клевету,

возводимую на матушку:

«Поп Варлаамий зачнет

Их колом огородним градить:

– Про мою госпожу

Так не сметь говорить!

Она жена иереева,

Она краса несказанная!»

В «Старине» сохранились и дополнительные подробности того тяжкого искушения, случившегося в дни Пасхальных торжеств:

Поп Варлаамий о Паске

Обедню служил,

По собору свещу

Со цветами носил,

«Паска красная» пел.

Матушка, ранее всегда певшая на церковном клиросе, почему-то не приходит к началу Пасхальной обедни:

« – Не видали ли, миряне,

Где девалась госпожа?

Она дома ночевала

И к обедне шла…»

Миряне, не менее священника смущенные всем происходящим, вынуждены сообщить своему батюшке невероятные подробности происходящего:

« – Госпожа твоя

за гульбой ушла…

Она теперь пьяна,

Боса и без пояса».

В предании весьма точно подмечаются характерные признаки беснования, проявляющиеся как реакция на приближение священнослужителя к одержимой:

«Поп Варлаамий

Со свещей и цветами

На пристань идет,

Он свою госпожу

Воплем крепким зовет:

– Без тебя дома миру нет!

Без тебя в церкви пенья нет!»

На призыв батюшки одолеть это нападение бесовское и вернуться домой, в матушке уже начинает отвечать бес:

« – Я одежды поповской боюсь,

Я твоей бороды не люблю…»

 

ПРЕОДОЛЕВАЯ ПОШЛОСТЬ

Как мы видим, приведенное народное предание, равным образом и последующие комментарии исследователей, всячески стремились свести суть произошедшей трагедии к до боли знакомой пошлой житейской истории об изменявшей жене и непомерно ревнивом муже. И это несмотря на то, что церковные свидетельства вовсе не упоминают об «изменах и ревностях», настаивая на гораздо более жестоком и тяжком испытании, попущенным Господом Варлааму и его жене.

Старообрядческие редакции Жития также ни о каких изменах речи не ведут, в то же время полагая, что все произошло случайно и, по сути, обыденно. По их версии все дело состояло в том, что «случилось честной супруге пред Варлаамом в чем-то погрешить» и, как и положено в этом случае по «Домострою», жене надлежит быть мужем наказанной. Однако, «приступив же до нея наказати, смиренномудрому наказателю, завистию врага случилось в наказании том паче меры ее уязвити». В результате от «той язвы честныя супруга и ´умре».

В определенной степени такому, а подчас и еще более вольному толкованию способствовало весьма невнятное изложение этого важнейшего момента «духовной брани», которую давно вел преподобный Варлаам Керетский с князем тьмы, в дошедшей до нас редакции Жития: «Видев его диавол всяческими добродетелями украшена,… простер сеть свою во уловление праведнаго, якоже в древности на Адама, вложив бо его во убийство супружницы его». Что «вложил» лукавый, и каковы были козни его, доведшие священника, «всяческими добродетелями украшенного», до тяжкого греха «убийства супружницы его» – предоставлялось читателю домыслить самому. И читатель домысливал, исходя из собственного «духовного» опыта. Таким образом, появились расхожие песни «о загулявшей матушке». […]

Потому особо важным для нас являются свидетельства самих современников об истинных причинах той ситуации, приведших к совершению Варлаамом тяжкого греха. Свидетельства, которые, например, изложены в ранее упомянутом нами «Каноне…»: «Лукавый змий, не терпяще зрети тебя всегда Богу предстоящим и молитву о людях приносящим, находит на твою супругу, вадя на смешение странно». «Вадя» – по церковно-славянски значит, «клевеща», «обвиняя» или же «увлекая», «прельщая», «соблазняя». «На смешение странно» – значит, соблазняя на отвратительные прелюбодейные поступки.

Вот что вытворял лукавый бес и что происходило с бедной матушкой, ставшей одержимой духом нечистым. То есть Господь попустил жуткому демону «найти на супругу», войти в тело и душу жены Варлаама и сделать ее бесноватой. Злой дух устами матушки кощунствовал и насмехался над священником, понуждая ее к бесстыдным и соблазнительным поступкам. И не было у батюшки никакой возможности прекратить это нежданное жуткое наваждение, эту безжалостную месть бесовскую. Точнее, как мы увидим позже, была оставлена ему лишь одна страшная возможность остановить это мучение, этот кошмар – поменять его на другую тяжкую и долгую муку. На немыслимый подвиг искупления.

 

«ГНЕВАЯСЬ НЕ СОГРЕШАЙТЕ» (ЕФ . 4, 26)

Нет никаких сомнений в том, что грех убийства жены Варлаам совершил, допустив непомерный гнев и ярость. Об этом со всей ясностью говорится и в «Каноне…»: «Ты, узрев ее, с яростью на нее устремившись, поражаешь ее смертною язвою и гробу предаешь» или же: «то содеяно тобой в ярости и невоздержании». Но, восстанавливая мысленно те чрезвычайные обстоятельства, в которых оказался Варлаам, мы не должны забывать, что речь идет о священнике весьма духовном, о подвижнике, исповедующем духовную аскезу «заволжской» монашеской школы. В этой духовной зрелости подвижника неопровержимо убеждает нас не только вся упомянутая предшествующая жизнь Варлаама, но и последующее его избранничество Господом на непомерный подвиг и достойное совершение им этого великого дела своего искупления.

При этом было бы неверным говорить и о том, что Керетский поп Василий к моменту этого тяжкого испытания уже пришел в полную меру духовного совершенства, одолев врожденные, довольно страстные черты своего характера. Может быть, ему показалось уже, что он достиг каких-то высот в своем служении Христу, возможно, допустил самоуспокоенность в деле спасения души. Так или иначе, Господь попустил сатане взять силу над попом Василием, ловко спровоцировать его, сыграв на, казалось бы, уже побежденных страстях его горячего характера. И этот потаенный «ярости и напрасньства [гнева, вспыльчивости] пламень» жестоко опалил Варлаама, круто и безжалостно изменив привычное течение его жизни.

Во всяком случае, события развивались не по столь примитивному, ранее упомянутому «жизненно убедительному» сценарию, вроде: «Разгневанный Варлаам бросился домой и убил жену». Даже при всей внезапности случившейся духовной болезни матушки, Варлаам не мог не помнить и тех угроз бесовских, произнесенных на него на Абрам-мысе, и предупреждений, данных ему от отца духовного. «Гневаясь, не согрешайте: солнце да не зайдет во гневе вашем; и не давайте места диаволу» (Еф. 4, 26), наставляет нас в Божественной мудрости святой апостол Павел. И, думается, Варлаам хорошо понимал суть происходящей духовной брани.

Беснование, одолевшее матушку, судя по всему, было крайне тяжелым и яростным, но для опытного священника подобные явления, конечно, «не в диковинку». Варлаам в этой ситуации должен был предпринять все необходимое, чтобы смирить силу бесовскую и попытаться помочь любимой жене.

Речь идет в первую очередь о благодатной силе церковных Таинств, которые всегда есть в распоряжении пастыря. Любые действия по врачеванию духовного повреждения начинаются непременно с Таинства Исповеди: «Да наставит заклинатель бесного, если тот умом и телом здравствует, да прилежно молится о себе Богу, и постится, и святым исповеданием себя очистит и оградит». Так предписывает чин «отчитки» бесноватого, то есть, как мы видим, первые шаги к исцелению возможны лишь при наличии доброй воли к ним самого болящего. Было ли такое волеизъявление со стороны болящей матушки? Похоже, что нет.

Разобранная нами ранее «Ст´арина о Варлааме» сохранила нам свидетельство тех усилий, что предпринимал священник по смирению бесноватой, дабы изгнать из нее нечистого духа:

«Поп Варлаамий с плечей

Епитрахиль сымал,

И святой патрахилью жене

Белы руки вязал…»

Эти действия священника впоследствии были расценены некомпетентными в этих вопросах свидетелями как некое ритуальное приготовление к убийству «изменницы жены». Свидетели же происходящему должны были быть непременно, поскольку это предполагает сам церковный чин «Последования молебного…»: «Если же заклинания над женою приключится творити, всегда с собой да имеет честн´ыя люди к удержанию бесной, когда она бывает мучима от беса: и люди эти, если возможно, да будут ближние ее, и обычаев честных». Эти-то свидетели и оставили нам подробности того, что произошло далее в Керетской церкви пред алтарем, там, где храмовая икона святого великомученика Георгия, пронзающего копьем мерзкого змея.

 

ТАЙНА КОПИЯ

Варлаам «привел жену в собор, поставил против алтаря и покаял жену последним покаянием». Все упомянутое в «Ст´арине…» вполне соответствует приводимому нами ранее чинопоследованию, разве что можно добавить про отверстые в этот момент Царские врата, напротив которых священник и бесный, «пав ниц на лице свое, со умилением и слезами чтут покаянный пятидесятый псалом». То, что происходило далее, согласно тексту, приведенному в «Ст´арине…», выглядит не иначе, как описание хладнокровного убийства изменницы жены, с элементами фантастической мелодрамы. «И, взяв с престола копие, он метнул копие в жену. Несчастная бежит по церкви, прячась за столпы. Но копие настигло ее…» Трудно винить очевидцев произошедшего, увидевших в действиях священника якобы заранее обдуманное убийство, тем более, что, скорее всего, они были родственниками несчастной убиенной. Все это нашло свое отражение в последующем творчестве народных сказителей и соавторов этих фантазий.

Так зачем же Варлаам взял в руки святое Копие, место которому на жертвеннике, вместе со всеми священными Сосудами, предназначенными для Таинства Евхаристии – принесения Бескровной Жертвы. В Требниках, переизданных в 90–х годах прошедшего века, можно встретить довольно загадочный чин, занимающий всего одну страничку текста и состоящий из трех тропарей, но при этом имеющий весьма внушительное название: «Когда крест творит священник на страсть недуга со святым копием». Думается, что эта уцелевшая «страничка» – лишь слабый отголосок какого-то серьезного чина изгнания беса, применявшегося в глубокой древности, еще до составления нынешних молебствий из Требника митрополита Петра Могилы XVII века, и предполагавшего некое использование при этом святого Копия. Потому и оказалось оно, Копие это, в руке Варлаама.

Да только, видать, жутко страшен и силен был тот демон древний, что, не вынося святынь христианских, внезапно открылся Варлааму в несчастной матушке, с такой непомерной силой проступив сквозь любимые черты страдающей жены, во всем своем нестерпимо мерзком обличии, что не устоял заклинатель и поразил Святым Копием древнего змия.

Дикий рев огласил церковь Божию, и смрадным дымом изошел дух нечистый из замершего на вздохе пронзенного тела страдалицы. Кротко успела взглянуть она на любимого батюшку, бросился к ней со слезами Варлаам. Да только затуманился уж ее взор и отлетела ко Господу чистая душа голубицы. И тут как ледяной ветер пронесся над Варлаамом, тошнота подкатила к сердцу, и в голове его возник знакомый мерзкий голос: «Ну что, Васюк, вспомнил меня, жалкий убийца глупой попадьи? Ты больше теперь не священник – ты душегубец, – так глумился над потрясенным Варлаамом коварный змий, – и нет тебе спасения – я победил тебя, помни теперь об этом всю свою жизнь».

«Можешь ли пронзить кожу его копием и главу его рыбачьею острогою? Клади на него руку твою и помни о борьбе…» (Книга Иова Многострадального. 40, 26; 27).

 

ГРЕХ

Долго не мог вместить Варлаам всю тяжесть произошедшей катастрофы. «Солнце да не зайдет во гневе вашем – и не давайте места диаволу» (Еф. 4, 26), предупреждает каждого христианина мудрый апостол. Не устоял Варлаам – дал место диаволу – и вот, зашло солнце его жизни. Душа отказывалась принимать реальность свершившегося кошмара, страшного греха, который в единочасье разрушил всю его недавнюю счастливую жизнь. «В гневе на жену свою употребивший секиру есть убийца» – звучала в его голове давним воспоминанием строчка канонических Правил Василия Великого. […]

«Поп Варлаамий во гроб

Госпожу как к венцу снаряжал.

Космы пьяные ей на челе

Благочестно сплетал:

– Спи, жена иереева,

Спи, краса несказанная!»

Так передает нам чувства Варлаама поморское сказание, о том же говорит и Житие: «он же по сотворению греха, уразумев, как позавидовал ему враг, плакася вельми…» «Сорок дней и сорок ночей Варлаамий ничего не ел и не пил, а только все плакал». Варлаам непрерывно служил заупокойные службы, справляя литию за литией. Сквозь подкатывающиеся слезы и непрерывное звучание псалмов поминальной Псалтири, вновь и вновь вглядывался он в любимый облик жены, прекрасный в этом своем новом, глубоком и непостижимом для живых покое. И в этих бледных, уже обострившихся чертах своей недавно еще верной спутницы и надежной помощницы, он постигал неумолимость того давнего, Божественного приговора, данного людям в Эдеме: «возвратишься ты в землю, из которой взят, ибо прах ты, и в прах возвратишься» (Быт. 3,19). И невыносимая тяжесть содеянного, вся необоримая, познанная им только сейчас в полной мере страшная сила греха тоской и душевной мукой властно давила к земле и толкала к отчаянию. […]

Совершив тяжкий грех и повредив полноту священнической благодати, данной ему в епископском рукоположении, Варлаам, прежде всего, должен был идти на покаяние к своему духовному отцу, а вовсе не совершать описанных в Повести невероятных самочинных действий и, тем более, не скрываться от ответа в морских просторах. К счастью, как ясно говорится в упомянутом Каноне так он и поступил. Керетский подвижник вел себя духовно зрело и достойно: «Убийство убо совершив и земле тело предав, отходиши во град Колу к тамошнему иерею». Тамошний иерей, как мы помним, есть строитель монастыря, иеромонах Феодорит. Так что именно к своему отцу духовному и поспешил Варлаам из Керети. Важно подчеркнуть и упомянутое в Каноне предание тела земле, то есть убиенная матушка была отпета и захоронена Варлаамом по христианскому обряду, о чем даже и не упоминается в Повести….. Таким образом, она не оказалась отнесенной Варлаамом и его современниками к так называемым заложным мертвецам [2], что еще раз свидетельствует о высоте духовных качеств этого пастыря.

И, придя в Колу, припал он к ногам своего старца, «вествуя об убийстве и прося прощения, слезами землю омакая, о содеянном им в ярости и невоздержании».

 

НЕБЫВАЛАЯ ЕПИТИМИЯ

Что мог сказать Варлааму блаженный Феодорит Кольский, выслушав горькую исповедь своего духовного сына? Какой Промысл Господень в сем крепком испытании, попущенном Варлааму, сумел прозреть этот духоносный старец. Что покроет тяжесть содеянного и есть ли такая епитимия, что уврачует разрушительную силу греха убийства супруги?

Надо было быть действительно великим старцем, чтобы иметь дерзновение пред Господом назначить ту небывалую епитимию, которая потрясет сознание современников и, пройдя сквозь века, оставит потомкам непревзойденный пример того, как сила покаяния побеждает силу греха.

«Ну что, чадо, восхотел ты своей рукой немощной поразить змия древнего, на которого даже. Михаил Архангел, не смел произнесть укоризненного суда. (Иуд. 1, 9) – прервал, наконец, свое долгое размышление старец, обращаясь к припавшему к его стопам Варлааму, – и вот посрамил он тебя, через твой гнев и не смирение». Старец помолчал, прислушиваясь к велениям сердца, и продолжил: «Однако все ж язву копием ты врагу нанес, а не супружнице твоей. Так что нет в тебе греха против души ее, не убивал ты ее в сердце своем. А вот против тела ее грех на тебе тяжек лежит – разрушил ты сей сосуд хрупкий, разорил храм Духа Святого. И теперь в храме сем по твоей вине – иной дух воцарился, дух тления и смерти. Супружница твоя, «плоть твоя единая», всегда тебе верной помощницей и молитвенницей была, так ведь?» При этих словах Варлаам лишь простонал в ответ и впервые поднял на старца свои вытекшие слезами глаза, внимая приговору и ожидая самого главного. «Вот, думаю, и сейчас, в этой горести твоей, пусть она тебя не оставляет и разделит с тобой тяжесть епитимии, как то благословлено женам еще со времен святого Нифонта», – при этом Феодорит накрыл несчастного покаяльника своею епитрахилью и, крепко обхватив главу Варлаама, произнес: «Помни, чадо, страшная сила сокрыта в словах: «жена не властна над своим телом, но муж» (1 Кор. 7, 4), ибо «тайна сия велика есть» (Еф. 5, 32). Так что бери ее себе в помощницы и иди в море, искупай свою вину перед Господом, гляди на дело рук твоих и кайся, пока время тело в прах не обратит», – объявил грешнику Божию волю старец.

«А грех твой в победу, – завершил он мысленно, но вслух лишь добавил, – а Святителю в Москву, за благословением, я сам отпишу, да игумена Алексия на Соловках успокою, уже епистолию прислал мне о деле твоем – переживает.

Тогда, в Коле, это упоминание Феодорита о далекой, будущей Пасхе Варлаам воспринял с недоумением и досадой. Ему показались совершенно ненужными и странными такие подробные уточнения епитимии в отношении несения поста. Он даже тогда впервые почувствовал недоверие и какую-то неприязнь к своему духовному отцу: «Неужели старик не понимает, что означает такое хождение по нашим морям. О какой еще Пасхе он говорит. Не понадобится мне пища – не успею проголодаться».

Глубинная суть слов блаженного Старца оказались для Варлаама до поры сокрытой. Приняв весть о таком страшном наказании, Варлаам, тем не менее, воспринял ее с каким-то облегчением, как преступник, долго томившийся в ожидании решения суда. И «таковое запрещение он принял, радуяся», ибо справедливо увидел в них по сути смертный себе приговор. Приговор «об убийстве убо [по сути, уже] мертвого», ибо таковым «мертвым» он себя уже считал. Он предвидел грядущее завершение своих тяжких душевных мук, поскольку хорошо понимал, как скоро закончится это его плавание в суровом северном море. Как «уже мертвый», он не расслышал слов жизни в этом приговоре.

С пустым сердцем, но исполненный мрачной решимости, появился Варлаам в Керети, и вскоре потрясенные жители села увидели его несущим гроб-колоду с телом матушки, которое он выкопал из могилы. «И сие откопав, в судно вложив во гробе, сам же во второй гроб устремился». «Второй гроб» – именно так для себя воспринимал Варлаам тот поморский карбас, в который уложил он свою страшную ношу. Земно поклонившись сбежавшимся к морю жителям села, оттолкнул он свой «гроб» от родного берега. Он принимал волю Божию, какой бы она не была, чая грядущего своего упокоения в морской пучине.

 

Отец Василий с телом убиенной супруги в море

Отец Василий с телом убиенной супруги в море

 

МУДРОСТЬ СТАРЦА

Мысль Феодорита была совсем иной. Он глубоко сознавал всю силу своей власти как духовного отца, равно как и тяжесть его ответственности перед Господом за спасение душ своих духовных чад. Феодорит чувствовал, что его духовническая власть над усопшим чадом не прерывается со смертью последнего. Переход матушки в иное, загробное состояние не отменяет духовных законов Евангелия, которые ясно говорят нам, что не зависимо от того «живем ли, или умираем, – мы всегда Господни» (Рим. 14, 8). […]

Принимая покаяние Варлаама, Феодорит назначал ему столь беспримерно тяжкую епитимию с расчетом на помощь, которую окажет ему его верная жена. Усопшая матушка брала на себя часть тяжести епитимии, данной Варлааму, поскольку не захороненная ее плоть, по мысли Феодорита, не давая упокоения душе, вынуждала душу оставаться рядом со своим телом и, страдая вместе с Варлаамом, укреплять и поддерживать его.

 

В ДЕСНИЦЕ БОЖИЕЙ

Был прекрасный летний день, когда начал Варлаам этот свой небывалый покаянный путь. Дул легкий попутный «шалоник», и Варлаам привычно открыл парус. Холщевая парусина, хлопнув, забрала ветер. Карбас дернулся, набирая ход, Варлаам сел за кормило, беря круче к ветру… Но тут вдруг что-то решительно изменилось. Наступила странная тишина, в парусе пошла рябь, и он безжизненно повис. С моря навстречу Варлааму надвигалось серое марево тумана. Только что бывший попутным, ветер переменился на встречный, и нежданный «полунощник» обдал кормщика липкой водяной моросью. Еще не понимая, что происходит, Варлаам умело перекинул шкоты паруса, собираясь «пуститься в реи», идти дальше «покосами», маневрируя против ветра, но из этого ничего тоже не вышло. Полотно паруса упрямо тянуло ладью к берегу.

Варлаам оглянулся – родное село было еще рядом, и там стояла все та же чудная летняя погода. Жители села, его недавние прихожане, все так же молча стояли на берегу. Малые ребятишки жались к материнским юбкам, ежась от странного холода и серого тумана, накатывающего с моря по мере приближения к берегу Варламовой ладьи.

Этот холодный туман нежданной догадкой вдруг пронизал душу Варлаама. Он внезапно осознал, что все его мысли о смертном приговоре, о скорой расплате – лишь его постыдная слабость, жалкие всхлипы под бесовскую дудочку. Он вдруг увидел перед собой нечто иное, великое, неумолимое и беспредельное, куда властно вела его десница Божия, куда благословил его великий старец Феодорит Кольский. Варлаам тяжело задышал, и лицо его посуровело. Он резко сдернул бесполезный парус, завалил древко мачты и шагнул в нос корабля. Там, обхватив гроб, с натугой поднял его и перекинул с носа в корму, на шканцы карбаса. Затем, перекрестившись, с силой вцепился в гроб-колоду и, выдирая крепкие кованые гвозди, со стоном сорвал он крышку гроба. Не в силах глянуть внутрь, он ожидал принять страшный дар тлеющей плоти – тот хорошо известный каждому священнику тяжкий дух – васильковый запах смерти. Но никакого запаха не было. Тогда с колотящимся сердцем откинул Варлаам покрывало с лица усопшей. Тишина и безмятежность покоились под покрывалом. Тление не коснулось лика его любимой жены. Верная матушка так же верно ждала начала покаянного пути своего батюшки. Некоторое время он молча сидел, постигая сердцем суть происходящего и, не отрываясь, глядел на любимое лицо.

Не устал Варлаамий

На жену глядеть.

Не умолк Варлаамий

Колыбельну петь:

– Спи, жена иереева,

Спи, краса несказанная!

Странные звуки, стоны и причитания заставили его оторвать свой завороженный взгляд. Карбас дрейфовал уже совсем недалеко от берега. Сквозь рваную пелену тумана он разглядел плачущих и голосящих по нему поморок и мужиков, отводящих взгляды в сторону. Варлаам решительно выдернул весла из–под скамьи и вогнал их в уключины-кочеты. Господи, благослови раба Твоего, – наконец произнес он, осеняясь крестным знамением и, застонав, с небывалой силой рванул древко весел. Карбас тяжело дрогнул, выравниваясь против ветра и, влекомый мощными толчками весел в такт ударов сердца Варлаама, двинулся на север, в открытое море.

Помилуй мя, Боже, по великой милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое… (Пс. 50, 1), – зазвучала молитва Варлаама, эта древняя песнь покаянных Давидовых псалмов.

 

ПРОТИВ ВЕТРА

Так начался великий покаянный путь преподобного Варлаама с Керети. И путь его был «не яко у прочих человеков, ожидающих паруснаго плавания, но плавал он против зельнаго обуревания [сильного, бурного волнения], и весла из рук своих не выпуская, но труждаяся весьма, псалмы Давидовы поя, – то ему и пищей было». […]

Ибо такова была воля Божия – никогда не иметь ему на своем пути попутного ветра и всегда грести против крепкой встречной волны. Приближение Варламьевой лодьи неизбежно сопровождалось резким ухудшением погоды, появлением странного тумана и мороси. Неумолимая суровость этого Божьего определения надолго сохранилась в памяти всех последующих поколений северных мореплавателей. Даже не в столь давние времена, в XIX веке, когда с моря на берег начинало веять холодом и накатывал туман, можно было услышать от стариков-поморов: Ну вот, Варламьева лодья подошла. […]

Когда с моря к берегам Норвегии идет туман и погода портится, рыбаки Варангер-фиорда приговаривают: «Русский поп жену привез», – хотя ныне даже не представляют, с чего пошла такая поговорка и в чем ее смысл.

Что пережил Варлаам в этих своих зимних «шествованиях» – мы можем только догадываться. И все же дерзнем попытаться мысленно разделить с ним этот путь по Северному Ледовитому океану в полярную ночь, хотя бы в одном малом эпизоде из нескончаемой череды дней его покаянных скитаний.

Жуткие ледяные валы, вздымающиеся в бесконечной тьме полярной ночи. Все наполнено страшными ударами сталкивающихся водяных масс вперемешку с ураганным ветром, насыщенным летящей пеной и ледяным крошевом. Неумолимая ярость стихии увлекает тебя до самых небес, мгновение ты повисаешь в небытии – и вновь ужасающее стремительное падение в неизвестность, в неведомую черную бездну. Каждый раз ты прощаешься с жизнью, но вновь выныривает твой кораблик, и опять надо бороться, отгоняя постыдные мысли о том, что, наверное, лучше ужасный конец, чем ужас без конца. И лишь отчаянная молитва, лишь вопль ко Господу: «О, Господи, спаси же! О, Господи, поспеши же»! (Пс.117, 25).

В бешеной пляске волн твое жалкое суденышко мотает, кидает и треплет. Сквозь шквал соленых брызг и острого льда ты тщетно пытаешься разглядеть в темноте очередной нависающий над тобой «девятый вал», дабы успеть выгрести, попытаться развернуть твою лодку носом на волну – «держать карбас на гребень». Но все равно сорванная ветром кипящая ее вершина накрывает судно, окатывая тебя с ног до головы. Выныривая, ты видишь, как все крепче оковывает твою посудину смертельная тяжесть обледенения, и все меньше высота ее борта, и все больше прибывает воды, и что нет уж у тебя сил ее вычерпывать. Всесокрушающая ярость стихии, титаническая мощь и необоримый, неослабевающий ни на секунду напор и вселенский масштаб происходящего парализует твою волю, отнимает надежду на спасение, лишает остатков сил, чтобы выдержать, устоять, вытерпеть… […]

Наказуя, строго наказал меня Господь; смерти же не предал меня. Не умру, но жив буду и возвещу дела Господни. (Пс. 117, 18; 17).

 

«МЕРТВОЕ ТЕЛО»

Время несения епитимии Варлаамом было определено условием: «дондеже оное мертвое тело тлению предастся», или другими словами, пока тело не истлеет в прах. […]

Однако надо хорошо понимать, что в подвиге Варлаама присутствовал еще один мучительный и страшный компонент. С того самого момента, как он сделал первый гребок веслами, начав свой покаянный путь – тело жены начало разлагаться. Пока он мог грести, неизменный встречный ветер, дующий ему в спину, ограждал Варлаама от этого жуткого испытания. Но стоило только ему оставить весла, как лодью Варлаама накрывало облако страшного смрада. Казалось, он был везде, ядовитые пары его как будто наполняли мозг, проникая в само сознание страдальца. Пожалуй, это даже был не запах, это было, скорее, состояние. Состояние постоянного кошмара, изнурительного наваждения, к которому невозможно привыкнуть. Варлаам не мог ни есть, ни спать.

Сама Смерть смрадно дышала в лицо Варлаама, вперив в него бесконечную пустоту своих глазниц. Господь попускал развернуться князю тьмы, – вот он в руке твоей (Иов. 2, 6), – и тот полной чашей отмерял страданий Варлааму. «Преисподняя дом мой; во тьме постелю я постель мою; гробу скажу: ты отец мой, — червю: ты мать моя и сестра моя». (Иов. 17, 13;14).

И так «во дни труждаяся по морю, ночью без сна пребываше, моля Бога со слезами об отпущении греха», он вскоре понял, что это смрадное наваждение порождено бесом и неизбежно слабеет от молитвы, от пения псалмов.

Потому-то покаянные «псалмы Давидовы ему и пищей были», да и «ночью без сна пребывал он, моля Бога со слезами».

«Оружие его – пение, молитва же – стена, непорочная слеза – умывание, душевныя скверны омывающая. Память же смертную сожительницей себе стяжал, преподобне, ум очистив, Бога узреть сподобился». […]

И далее, в конце третьей песни Канона делается очень важная для нас оговорка: «Но он [Никифор] только три месяца» претерпевал, «ты же три года, пока мертвое тело не изгнило до конца».

 

«ВЕНЕЦ ПОБЕДНЫЙ»

«Вредоносные черви» Эти особые черви – корабельные сверлила. (Teredinidae), личинки которых цеплялись за днища судов и незаметно протачи вали даже самую крепкую корабельную древесину.

В этом исследовании мы сознательно воздержимся от подробностей художественного описания того великого чуда заклятия «множества зловредного червия» у Святого Носа, когда Варлаам, «встав на молитву и руце воздев на небо, услышан бысть». Когда разнесся над мрачным заливом голос святого Старца: Именем Господа нашего Иисуса Христа, всякую власть имеющего на небеси и на земли, повелеваю вам, черви морские, «отбегнути от сих непроходимых мест у Святого Носу, и отойти туда, где тьма и мрак глубок непрестанно бывают».

Итак, как воспевается в Каноне: «Люди возрадовались радостию неизглаголенною», ибо страшные корабельные сверлила. Святоносского залива бесследно пропали. «И абие черви без вести сотворишася». Мореплаватели Севера получили «путь морской строен и благопоспешен, и благополучен», и корабли поморские, как поется в Каноне от того дня «с песней возвращаются, целы и невредимы, тебя, своего заступника воспевающе и Христа величающе».

И по настоящее время моряки Кольского Севера ничего не знают об этих .зловредных червях., хотя характерные отверстия в древних остовах кораблей, еще лежащих на берегах Кольского полуострова, по мнению ученых, свидетельствуют об их явном наличии в прошлом. Самое же примечательное, и что особо подчеркивается в Каноне, это то, что Варлаам не уничтожил этих червей, а именно заклял, от чего они потеряли свою силу.. Поскольку, как тварь Божия «естеством своим непобедимы черви были, но Варламовой молитвы к Богу послушались».

Именем Христовым было дано им повеление: «отбегнути и отойти в непроходимые места от Святого Носу, идеже тьма и мрак непрестанно бывают».

[…]

Чудо это удостоверило Варлаама в том, что скитания его завершены – Господь простил его и он «многих чудес приял благодать». «Мужеством души и верой вооружился, бурю и дождь и всякую воздушную нужду терпя, потщался еси сохранить заповедь отца своего духовного, и того ради приял от Вседержителя Бога венец победный на страсти, и на бесы исцеление».

 

К РАДОСТИ

Вот и исполнилось тяжкое время духовного врачевания, время небывалого подвига во славу Господа и в посрамление князя тьмы. Пора было нашему скитальцу увидеться с отцом своим духовным и поделиться небывалой радостью – радостью победы жизни над смертью. И возблагодарив Господа, исцелившего от язвы греха по молитвам великого старца Феодорита Кольского, одному из этой удивительной команды карбаса пора было принять от своего духовника благословение на долгожданное принятие Святых Христовых Тайн, другому же – благословение на вечное упокоение в поморской земле.

В духовной радости направил Василий свою ладью под парусом от Святого Носа на запад, к устью великой реки Колы. Ветер был свежий и теперь уж попутный: «море на плечах своих тебя носяще». В нетерпении прошли дни пути, и вскоре причалил он к Каменному острову, где стоял Свято-Троицкий монастырь, основанный восемь лет назад преподобным Феодоритом.

Однако столь чаемая встреча с духовным отцом не состоялась. Основателя и строителя монастыря старца Феодорита в обители уже не оказалось. Там вспыхнул бунт братии так, что избив старца-игумена выкинули его вон и из тех мест прогнали.

Нападение бесовское, так внезапно охватившее братию и столь яростно обрушившееся на Феодорита, наводит еще на одно соображение сокровенного, мистического плана. Видимо, силен был тот демон древний, с которым вступил в смертельную схватку преподобный Варлаам. Страшный дух мрачной Похьелы – этой страны ужасов и злого чародейства, в полной мере упивался своей победой над ненавистным Керетским попом и не без оснований полагал эту победу окончательной.

Но случилось неожиданное: святой подвижник Феодорит-пустынник возложил руку Варлаама на свою шею и взвалил на себя тяжесть случившегося: «На моей вые согрешение твое, чадо. И да не истяжет тебя о сем Христос Бог». В древнерусских чинах исповеди можно встретить этот выразительный момент передачи грехов кающегося духовнику: «И руце того исповедающегося на свою выю положити и всем грехом великим себя повинна сотворити». Небывалое дерзновение пред Богом явил великий старец Феодорит в той страшной епитимии.

Варлаам, конечно, искал встречи со своим духовным отцом, поскольку все явленные Господом знамения прощения и ясные указания об исполнении данной епитимии требовали, тем не менее, снятия ее тем духовником, который ее и назначил.

И долгожданная встреча с Феодоритом произошла летом 1548 года в Кандалакшском монастыре, куда добрался Варлаам по морю, вновь проделав свой знаменитый путь из Колы в Белое море. О чем теперь мог быть разговор духовника с Варлаамом, после стольких испытаний и судьбоносных событий?

Конечно, о дальнейшей его судьбе, о новом его пути служения Господу. Наиважнейший вопрос, стоявший перед Феодоритом и пред смиренно ждущим ответа Варлаамом, состоял в том, возможно ли сохранение за ним священного сана. Большинство известных прорисей и тексты иконописных подлинников, описывая внешние признаки образа преподобного Варлаама, упоминают и о его достоинстве священника: «Сед, плешив, брада курчевата, аки Антоний Сийский, риза поповска, со Евангелием». Также надо сказать, что подчас в старых святцах рядом с именем Варлаама можно встретить указание священного сана – «иеромонах», что перекочевало и в нынешний Церковный календарь. Насколько обоснованным может быть такое утверждение о сохранившемся священном сане Варлаама, несмотря на имевший место грех убийства?

Надо полагать, что решение было принято, исходя из рекомендаций тех духовнических посланий и поучений того времени, которые признавались наиболее авторитетными в Русской Церкви. Речь идет в первую очередь о «Пяти посланиях преподобного Иосифа Волоколамского о епитимиях к детям духовным», где в частности проводилась одна очень важная мысль. По мнению Волоцкого игумена, пострижение в монашество упраздняло необходимость каких-либо прещений, епитимий и прочих мер покаянной дисциплины. «А кто пострижется в чернецы, ино тому с тех мест впредь опитемии нет», – говорит Иосиф в первом Послании. «Волоколамский игумен стоит на почве древнерусских правил, говорящих о прощении человека ради ангельского образа, в чем, возможно, сказалось заимствованное им с Востока представление о мо-

нашеском постриге как о втором крещении».

Думается, что здесь, скорее всего, сказалось еще одно понимание глубинной сути монашеского пострига. И, кроме того, разрешение известного недоумения, почему постриг не является церковным Таинством. Он не был выделен в отдельное Таинство, поскольку напрямую относится к Таинству Покаяния и представляет собой высшую его степень. Таким образом, в случае пострига и с учетом исполненной епитимии Варлаам мог остаться в священном сане. Постриг в то время мог совершать каждый духовник из монахов, что особо оговаривалось в молитве при поставлении: .Подобает же тебе и иноки постригати малого образа и великого.

Потому ничто, казалось бы, не мешало Феодориту совершить столь необходимый теперь постриг. Однако, думается, что постриг этот произошел несколько позднее. Известие о том, что монахи Свято-Троицкого монастыря ушли из Колы в Печенгу к Трифону, дабы строить там «монастырь нового типа», глубокой скорбью и тревогой отозвалось в сердце Феодорита. Он хорошо понимал, какое испытание выпало ныне его ученику и духовному чаду. Зная непростой характер Печенгского старца и нынешний настрой «буйной Кольской братии», можно было представить, во что, в конце концов, все может там вы-

литься. И тогда Феодорит предлагает Варлааму отправиться на Печенгу к Трифону, дабы поддержать его и помочь мирно разрешить новую ситуацию с созданием монастыря в устье реки. Феодорит хорошо чувствует особые дары благодати, что стяжал Варлаам, и очень рассчитывает на дарованную ему ныне молитвенную силу на «нечистые духи» и на исцеление от власти тяжких страстей.

Ну, а чтобы не было искушения у Кольской братии, что в монастырь пришел постриженник так нелюбимого ими ныне Феодорита, постриг можно принять и там, у иеромонаха Ионы, который очень хорошо знает «попа Василия». И, таким образом, новопостриженный инок будет там воспринят не пришельцем, а самым настоящим печенгским монахом. Об этом решении Варлаама уйти на Печенгу нам опять сообщает «Канон…»: «Видел созидаему святым Трифаном обитель на Печенге, за окияном– -ги». […]

 

ВТОРЫЕ ПОХОРОНЫ СУПРУГИ

Но, прежде чем взять курс в Немецкую сторону, на Печенгу, Варлаам должен был совершить необычайно важное для него дело – упокоить в земле святые останки своей любимой. Сразу оговоримся, что не сохранилось каких–либо достоверных указаний на то, где именно находился островок, избранный Варлаамом для захоронения останков своей супруги. Упоминается лишь, что место это было «в Чупской губе».

Однако прибытие Варлаама на остров с гробом-колодой, как с символом его победы над .полками бесовскими, вызвало здесь, в Чупе, небывалое восстание сил тьмы. По слову Канона, когда он «в пустыню, в Чупу с собою» принес «мертваго, яко жива», то испытал действие «нестерпимых стрел вражьих».

Силы тьмы, испокон веку жившие в этих лопарских пустынях, начинают восставать на пришельца и не желают покидать насиженные места. «И там молитвою на врага вооружаешься, сокрушая врага постом и терпением». И, как можно понять, исход борьбы был еще вовсе не очевиден, пока явным образом не пришла помощь от Господа: «дондеже приял, преподобный, помощь от Вышняго».

Следствием этих не известных нам в подробностях событий, произошедших в Чупской губе, явились некие благодатные перемены в Варлааме: «обновляешься, преподобне, яко орел, измылся и очистился в пустыни от всех страстных [здесь .страсть. в значении мучение, страдание, борьба] деяний» и стяжание им особых духовных сил. Варлаам, молящий Господа об исцелении от яда тех «нестерпимых стрел вражиих», уподобляется в Каноне «оленю быстротекущему ко источникам вод», дабы, припав к ним, «очищаться от змеиного яда». […]

 

СОБОР СВЯТЫХ

Итак, Варлаам, возвестив в пророчестве волю Божию, поведал Трифону и о своем желании покинуть Печенгу. […] Итак, если наши предположения верны, то в 1549 году «в Кандалошской губе на усть реки Нивы на наволоке» состоялся этот уникальный Собор Кольских святых. К великому старцу Феодориту Кольскому прибыли в гости все его духовные чада. На знаменитой «Варлаамьевой лодье», в Рождества-Богородичный Кандалакшский монастырь, кроме самого Варлаама Керетского, прибыли Трифон Печенгский, Иона Печенгский и Герман Печенгский. […]

Преподобный Варлаам Керетский после этой встречи окончательно завершит свои морские скитания и вернется в Керетские пределы, в пустынь в Чупской губе, где сначала поселится на острове у могилы своей матушки, а затем уйдет еще дальше от Керети, до самой смерти подвизаясь в подвигах поста и молитвы. По преданию, он построит часовню, будет жить в пещере со зверями. Он проживет дольше всех и, как говорили в Керети будто бы до ста лет.

икона преподобного Варлаама Керетского

икона преподобного Варлаама Керетского

Полностью читайте здесь: http://severeparh.ru/files/2014/10/2-Православные-подвижники-3.-Варлаам-Керетский.pdf

Преподобный отче Варлааме, моли Бога о нас!

Картинки с сайта Североморской епархии: http://severeparh.ru/2016/01/20/chelovek-domopravitel-tvoreniya-bozhego-opyt-preobrazheniya-okruzhayushhej-prirody-v-agiograficheskom-nasledii-krajnego-severa/ 

Примечания:

1. Принесение жертв на Абрам-мысе возобновилось в тридцатые годы XX века. В архиве штаба Северного флота встречались документы, указывающие на то, что на этом мысу проводились расстрелы. Так по воспоминаниям контр-адмирала Нового Б. Г., одна из таких справок сообщала о приведении в исполнение в 1938 году приговора в отношении командира электро-механической боевой части одного из военных кораблей за какие-то серьезные упущения по службе. Расстрел на Абрам-мысе произвел некий старший лейтенант НКВД.

2. Все умершие насильственной смертью, по широко распространенному в то время предрассудку, попадали в зависимость от демонических сил, превращаясь в отверженных, .заложных. покойников… Из-за запрета хоронить останки таких мертвецов, а также поминать их души за богослужением, они обрекались за гробом на вечные страдания.. Булычев А. А. Между святыми и демонами. Заметки о посмертной
судьбе опальных царя Ивана Грозного. М., 2005. С. 39.

Добавить комментарий