Позавчера на Мучеников 14000 младенцев мне впервые в нашем Преображенском храме Переделкина дали свечу на Святая святым поставить (не на солею, в центре храма). Побыла Иоанном Крестителем. 

Это всё наш алтарник с позывным Профессор…

Наша семья

…8 января с отцами отмечали Собор Пресвятой Богородицы.
— … И [память] пророка Давида, Иосифа Обручника, Иакова Брата Господня!
— Ну, все члены семьи, короче!
— Cемейство всё!
Всем налили. А алтарник — доктор физико-математических наук сидит — не пьет. Вручаю ему яблоко со словами:
— Давай чокнемся!

— Держи, брат, — суфлирует его последние в перечислении слова: Иакова, Брата Господня… — и мои действия, наш игумен Антоний (Зеленчуков).
И все вдруг за компанию потянулись, батюшка служащий:
— Ну ка, я еще с яблоком не чокался!
— Я, как Ева, откусывать не буду, — рапортует соображающий не только в квантовой физике, но и в богословии.
— Я не ела, — тут же признаюсь и я.
— Я знаю.

А вчера на попразднство Рождества Христова подруга в уши яблок серебряных понацепляла.

— Ты где их взяла?

— На Патмосе.

Яблоки с Патмоса. Подруга Оля и мама нашего игумена Антония монахиня Иоанна, которой 101 год

— Она действительно там была, — подтвердил отец Антоний.

— Я знаю.

…Хотя так давно работаю на частоте соло, что и не думала, что вызов так всем приходом может быть принят.

Когда можно полностью довериться

Не решилась на Феодора Начертанного опубликовать свою фото подобного репертуара. Хотя была уже запеленгована на церковный календарь.

Но удивительно, когда про тебя вдруг знают и без этих покаянных разоблачений.

Читает Профессор вечером в четверг 9 января Шестопсалмие, как вдруг и ту единственную — в своих руках — свечу потушил.

У меня мелькнуло было в мыслях:

— Не надо так делать, — это митрополит Филарет (Вахромеев), тогда председатель ОВЦС, мать Гаврииле (Глуховой) пропесочивал,

когда она пробки выкручивала и свечи прятала, лишь бы он не работал по ночам.

У меня тоже, помню, свет вырубило, когда я только принялась некогда (а писать приходилось ночами) за книгу о владыке Филарете «Мы должны учиться побеждать любовью».

Тогда, правда, и трубы прорвало. А некто, сдавая позиции, еще и сильфонную подводку проколол. Но всё закончилось — слава Богу.

А сейчас у меня уже вертелось в голове, что и архимандрит Серафим (Кречетов) предостерегал: богослужебный текст всё-таки должен быть перед глазами, а то супротивник может так закрутить…

Хотя, впрочем, батюшка Серафим, — отметивший вчера 55-ую годовщину иерейской хиротониии, — и сам наизусть знает как раз читаемые ныне под праздник Обрезания Господня паремии.

Но и Профессор тоже в курсе, что и как делать.

Мысленно пометавшись, вспоминая, всё, что знаю, цепляюсь уже произносимое.

Шестопсалмие — это Страшный Суд. А он, говорят святые отцы, будет Судом Любви.

В итоге мне этот прием понравился. Можно полностью довериться. И следовать уже только по слуху.

Слух — это созерцание в темноте.

Кто заказывает музыку?

Мне, кстати, раньше казалось, что высший пилотаж — нерукотворное звучание. Ну, разве что молитвенные лайки ставила аккомпанементом.

Или с друзьями в редакции День-ТВ делилась про этот треск рулетки в мозгах, что спускается в сердце мелодией, чтобы гармонизировать всё окрест…

А тут прочитала у схиигумена Гавриила (Виноградова-Лакербая):

Мы как раз с его учеником монахом Иоанном (Адливанкиным) на память пророка Аггея у нас на приходе встречались — (беседа в работе).

Обнуление литературного наследия

А в тот день 9 января еще на утренней службе Профессор вдруг подошел и при всех поцеловал:

— Христос воскресе!

Я ответила взаимностью:

— Воистину воскресе! — и расшевелила: — Давай трижды.

Накануне на трапезе Собора Пресвятой проболталась, что на Афоне старец Григорий (Зумис) говорил: когда целуете, берете на себя грехи.

— Молчи-молчи, — смеялся как-то отец Александр Марченков, сам же до того и подняв меня на праздничном застолье в храме Марона Пустынника.

— ?

— А то они сейчас все перестанут друг друга целовать.

Помню, как от батюшки Илия возвращалась в Сретенский монастырь каяться, если переусердствую, и на тамошние отчитки иногда повякивала:

— Ну, там все со всеми целуются!
Атмосфера в переделкинском домике старца действительно всегда была весьма любвеобильна.

— Неправда! — перечили на Лубянке. — Я знаю человека, который ни с кем целоваться не станет.

Надеюсь, он не думал, что это батюшка Илий… Помню, как был изумлен духовный отец — иеромонах Иов (Петров), когда подошли старцу, беру благословения, а схимник в щечку целует. Ну, и я не удержалась. И батюшка повторил. Тут так принято.

Но в особо экстремальных ситуациях я теперь спрашиваю у переделкинских отцов и прихожан:

— Ты игумена Киприана (Партса) знаешь?

— Нет…
«О, Боже!»

Но когда ситуация совсем зашкаливает, интересуюсь у прихожанок:

— Отца Киприана из Сретенского знаешь?

— Да.

— Хорошо.

А тогда схлопотавший яблоко на нашем переделкинском застолье, так и не откусив его [за столом], оставив меня в том амплуа, в котором оставил.

Но я и тут проболталась:

— Кобр, чтобы приручать, их целовать, оказывается, надо…

— Да какие у нее там грехи…

И я, шутливо вспомнив про первую ектенью диакона-дебютанта:

— Восстание! — рассказала, как будила королевскую: один ее укус 20 человек умерщвляет, сначала приручи, а потом говори: да какие…

Но Профессор своим анекдотом про сексолога обнулил мое литературное прошлое, что я ему на следующий день этим «трижды» и припомнила, как бы кто там не хотел забросать камнями.

Крест Николы Черного

И был день третий.

— О, привет! — столкнулись в дверях храма.

— Христос воскресе!

…

А потом он читал на клиросе Преображенского про святую Домну и 20000 Никомидийских мучеников.

И я весь оставшийся день провела в Новоспасском, наконец, поблагодарив святую инокиню Досифею за помощь в написании и издании книги архиепископа Алексия (Фролова) «Достигайте любви».

И мысленно посвятила наш проект «Семеро по лавкам: искусство невозможного» памяти святого Великого князя Сергия Александровича, а еще Женечке Родионову. Хотя и нынешних генералов… майоров… солдат… сколько…

Читала там, в Новоспасском, за вечерней службой монастырский синодик о упокоении.

А как служба закончилась, племянница владыки Алексия Вера позвонила. Про крест рассказывала в Николо-Чернеевском монастыре.

У нас паломники туда съездили и делились историей, как он в гонения прошлого века чудесным образом поднялся под купол храма, оставшись так недосягаемым для святотатцев, а потом в 1999 году спустился. Но тут же пропал. А сейчас его, уверяли, вновь видели.

И я в ответ вспомнила, как оказалась там на 9-й день Владыки Алексия (Фролова) — это, кстати, была память священномученика Серафима (Чичагова). Ехала в Эммануиловку, а у отца Георгия Глазунова внучка при смерти оказалась — вместо службы спешил в больницу окрестить и отправил меня в Николо-Чернеевский на Литургию. Причастилась, а на обратном пути на меня бесноватый напал.

Как-то у меня это срифмовалось — из-за звонка Веры на меня после службы там же, в Новоспасском, уборщицы налет устроили, совсем уж скандально выгоняя из Покровского храма.

— Охрана-а-а-а-а!

По пути глянула в итальянский дворик, как некогда на Русском палладианстве в МУАРе в зеркало просилась заглянуть. С охранником мило побеседовали на выходе у иконы Всецарица.

Помню, как отец Роман Богдасаров, заведующий сейчас связями с Росгвардией, тормошил приунывших поведанной ему историей, что даже в Новоспасском Всецарицу обокрали (у них тогда в храме преподобных Зосимы и Савватия Соловецких в Гольянове тоже нечто похожее произошло).

А владыка Алексий некогда понял, что без участия охранников такого произойти не могло, и всех их уволил…

Поцелуй мира

На следующее утро 11 января опять вернулась в наш Преображенский собор Переделкина.

— Христос воскресе!

— Воистину воскресе Христос!

А потом свеча в центр храма, пусть и с некоторыми бум-бум — увесистые свечи с подсвечника святителю Николаю попадали, и женщины опять изнемогали:

— Да что ж такое!!! — и ставили их обратно.

А Профессор на клиросе читал про то, что бросьте вы свои старообрядческие замашки на счет духовной Евхаристии.

И я Причастилась.

А после — заздравная большая просфора в руках. И снова:

— Христос воскресе! — в центре храма, когда из притвора опять весь приход, собравшийся там на молебен, глазеет.

Но в ответ я уже вручила четки:

— С Афона. Из мускатного ореха. Орешник.

Что-то вроде беззвучного: ух ты! Но вдруг спохватился:

— Но я не хочу быть монахом!!

На что я только — безмолвно же — развела руками.

***

И вновь завязала платочек не по-пиратски, как шутят девчонки в нашем при детской больнице ФМБА храме Феодоровской иконы Божией Матери в Замоскворечье, на лоб, а по-православному, — скрывая щечки.

А владыка Тихон (Шевкунов), некогда писавший свой диплом про Патриарха Никона и раскол, еще и интересуется у девушек в Успенском соборе Кремля:

— Да что вы все обвязались, как паранджой?!

PS: А мой племяшка Ванька вчера же на попразднство Рождества Христова крестным папой стал, при том что и сам уже отец дважды. Встретил меня в этом году погремушкой пасхального яйца, которую я ему, оказывается, некогда вручила с наказом не затягивать с отцовством. Открываю эту поделку какого-то местного Фаберже, а там — значок нашего Яковлевско-Благовещенского храма, что за Волгой в Ярославле, где я некогда еще студенткой воцерковлялась, — Крест Животворящий XIV века. Достала значок и приколола ему на грудь. В Русской общине патриотит, у самого две дочки. Папа.

Крестины. Ваня крестным отцом стал

Читать далее наш личный антираскол с католиками.

PS: А отец Киприан (Партс) и тут:

— Ну, скажите ему, чтоб он так не делал.

И мы весь день на память преподобного Серафима Саровского обсуждали с подругой Вероникой: как сказать это мужчине, чтобы он послушался.

А вечером пришли в Сергиевский храм Высоко-Петровского монастыря и встретились после службы в кафешке с отцом Киприаном (Бурковым).

И я помолилась батюшке Серафиму и Божией Матери.

Профессор всё понял и разве что подошел — у Иверской нашей чудотворной стояла — лбом головы коснулся:

— Христос посреде нас…

— И есть, и будет.

Ольга Орлова